(Грустная сказка)

А. Э. Петросян

Когда-то в прошлом жила на свете благородная курица, на чьей репутации не было ни пятнышка. И надо же было такому случиться: кто-то подложил ей утиное яйцо, и к ее двенадцати прехорошеньким цыплятам добавился тринадцатый, совсем не похожий на остальных. Было в нем что-то неестественное, отталкивающее, и, хотя в материнском сердце нашлось место и для него, он не внушал доверия ни собственному семейству, ни тем более другим обитателям курятника.

Цыплята потешались над «уродцем» и клевали его – точно так же, как люди изводят тех, кто выглядит совсем иначе, чем они. Он никак не мог понять, что  происходит, и почему к нему неприязненно относятся даже его братья.

«Наверно, все дело в том, каким по счету я родился, – думал несчастный. – Тринадцать – роковое число, и родные боятся, что я навлеку на них беду. Может, они правы. Но куда мне деться? Тут все знакомо, а за порогом – неизвестность. Вряд ли меня там ждут». И он со смирением терпел попреки и издевательства.

«Ты гадкое перепончатое существо», – раздавалось отовсюду. Так и прилепилось к нему нелестное прозвище «Гадкий цыпленок». А когда он смел возражать, окружающие бросались клевать его с вящим наслаждением. Бедняга бежал к матери с мольбами о помощи. Но та, боясь за себя, не спешила встать на его защиту. А вдруг возьмутся и за нее: где прижила такое чудо?

 – Хоть он и странный, – лепетала курица, – но, в сущности, безобидный. Ничего плохого вам не сделал. Потрепали немного – и довольно. Ведь заклюете до смерти.

Это только раззадоривало нападавших. И они принимались за дело с удвоенной энергией. Так что после каждого случая приходилось подолгу выхаживать свое изрядно побитое дитя.

Мало-помалу презрение обитателей курятника к Гадкому цыпленку переносилось и на его братьев. С ними перестали играть, от них отворачивались, и они стали изгоями в собственном доме. Об их матери поползли дурные слухи. Соседи перешептывались и хихикали за ее спиной. «Как ловко ей удавалось так долго прикидываться честной матроной», – недоумевали они.

Жизнь для курицы и ее детей превратилась в сущий ад. И они начали лихорадочно соображать, как выбраться из него.

– Как же нам быть? – спросила как-то курица в надежде, что молодые, еще не испорченные житейским опытом умы цыплят окажутся изворотливее ее собственного.

– А что тут поделаешь? – задумчиво произнес тот, кто вылупился из яйца первым. – Только одно: надо избавиться от Гадкого как можно скорее.

– Но как? – воскликнула мать.

– Очень просто. – предложил тот, что родился вторым. – Вышвырнем его на улицу, подальше от курятника. Пусть выживает, если сможет.

– Нет, так не пойдет. – покачал головой третий. – Пойдут разговоры, пересуды. Еще, чего доброго, скажут, что мы плохая семья: кинули родную душу на произвол судьбы.

– Значит, тупик, – подытожил четвертый. – Оставишь Гадкого в семье – сраму не оберешься; погонишь прочь – навлечешь на нее позор.

Тут все загалдели, перебивая друг друга. Предложений было много, но ни одного стоящего. И только последний, двенадцатый цыпленок (если, конечно, не считать вылупившегося из утиного яйца), нервно раскачивался, понурив голову.

– А ты что молчишь? – набросились на него остальные. – Или тебе плевать, что будет с нами?

– Нет-нет, – замахал крыльями тот. – Есть у меня одна идея. Но очень уж она скользкая. Даже не знаю, как сформулировать.

– Да ты начни, – подбодрили его братья, – а мы подсобим.

– Ладно, – кивнул последний цыпленок. – Давайте его утопим.

– Как?.. – запнулась от неожиданности курица-мать.

– Где? – эхом прокричали за ней цыплята.

– Тут за соседней улицей, – пояснил двенадцатый, – есть большое озеро. Я его приметил, когда на прошлой неделе мы гуляли там всей семьей. Оно глубокое, и вброд по нему не пройти. Нам нужно заманить Гадкого на край озера и с размаху бросить его в воду. Немного побарахтается и утонет. В курятнике для виду погорюем немного – мол, не уберегли дорогого брата, – и дело с концом. А соседи скажут: вот какая дружная семья – убивается даже по такому уродцу.

– Отлично! Молодец! Хорошо придумал, – похвалы сыпались на двенадцатого со всех сторон. Только курица-мать смотрела на них грустными и немного обреченными глазами. Но и она не стала омрачать единодушие цыплят своими возражениями  и склонила голову в знак согласия:

– Будь по-вашему. Может, это к лучшему и для него самого. Об одном прошу: постарайтесь сделать так, чтобы ему было не очень больно.

Все прошло, как было задумано. Гадкий цыпленок не успел опомниться, как оказался в воде. Побултыхавшись с минуту, он уже было пошел ко дну. Но тут взыграло естество, и «утопленник», к своему собственному изумлению, поплыл, как лодка, которую ему довелось увидеть третьего дня, когда он, сбежав от побоев, долго бродил в одиночестве у берега. «Так вот в чем дело, – на него словно нашло озарение. – Я утенок, а не цыпленок. Вот за что они меня невзлюбили».

Сначала утенок вел себя осторожно, боясь ненароком развеять сон, в котором он так грациозно скользил по водной глади. Но постепенно его движения становились все увереннее, а вера в себя крепче. И он решил переплыть на другую сторону.

Берега не было видно. Он казался окутанным какой-то зловещей тайной и не столько манил, сколько пугал утенка. Но нестерпимая обида на братьев и неизбывный страх перед тем, от чего он только что – хоть и не по своей воле – освободился, гнали его все дальше и дальше. И он несся туда из последних сил.

Братья, опешившие от такой метаморфозы, провожали “уродца” безумными взглядами. Но вскоре потеряли его из виду. «Слава богу, он-таки утонул», – вздохнули они с облегчением и, сделав себе для приличия печальные лица, с опущенными головами побрели домой, чтобы сообщить обитателям курятника торжественно-траурную весть.

Между тем утенок уже подплывал к противоположному берегу. И перед его взором открылся ошеломляющий пейзаж: голубое небо, зеленые лужайки, величественные холмы. Чарующее пение птиц и толпы резвящихся зверушек довершали картину. И никто никого не преследовал и не притеснял.

Когда утенок ступил на землю, он отряхнулся и оглянулся вокруг. И со смешанным чувством удивления и восхищения неожиданно для себя произнес вслух:

– Это, по-видимому, и есть рай. Если он есть, то именно так и должен выглядеть. Неужели я был бы лишен всего этого без козней моих братьев? Спасибо им за то, что для меня сделали. Если бы не они, я так и остался бы жить в курятнике, и меня клевали бы все, кому не лень.

– Да, мой друг, – раздался сверху хриплый голос. – Поистине злая воля мостит путь к счастью. Она заставляет пробраться туда, куда по своей воле ни за что не пойдешь. Но все-таки с раем ты погорячился.

«Кто говорит со мной? – встрепенулся утенок. – Неужто сам бог? Или, может, его ангел?» Однако, подняв голову, он не увидел никого, кроме старого ворона с полуприкрытыми глазами, который сидел на дереве, росшем у берега.

– Почему? Разве тут не прекрасно? – с восторгом произнес утенок.

– Конечно, прекрасно, – с готовностью подтвердил ворон. – Но это само не принесет тебе счастья. Рай – это не место, куда ты попал, а то, что там тебя ждет. Кто-то несчастен у бога за пазухой, а кто-то счастлив даже в курятнике.

– Откуда Вам это известно? – позволил себе усомниться утенок.

– Давно живу, – невозмутимо ответил ворон.